Идеологические предпочтения

В некоторой степени эти слова можно отнести и к данной книге, хотя я не отдаю — во всяком случае, сознательно — никаких идеологических предпочтений той или иной архитектуре. В этой книге моЖнО увидеть реконструкцию «единой Европы» начала двадцать первого века, в которой, невзирая на многочисленные различия и контрасты, яснее, чем когда-либо в прошлом, видно политическое, экономическое и культурное единство. С позиций реальности этого европейскогоединства автор этой книги оглядывается назад, на период предельного разобщения, которое Уинстон Черчилль в 1946 году столь образно нарисовал в виде «железного занавеса», который рассек надвое всю Европу от Штеттина до Триеста, а также на предшествовавшую эпоху, когда Европа пусть и не была объединена как целое, но большие области континента были культурно связаны многими нитями. Но только в период до Второй мировой войны и в период после исчезновения «железного занавеса» в Европе существовали многочисленные межнациональные и международные связи. Даже в течение четырех десятилетий политико-идеологического противоборства капиталистического Запада и коммунистического восточного блока в архитектуре наблюдались параллели и сходство явлений, которое преодолевало идеологические разногласия.

Одно из последствий холодной войны — тот факт, что архитектура стран, лежавших к востоку от «железного занавеса», как правило, игнорируется в общих историях архитектуры. Это верно как для архитектуры эпохи холодной войны, так и для архитектуры более раннего периода. Если до 1945 года Центральная и Восточная Европа еще как-то присутствовала на международном горизонте, то в течение сорока лет раскола она была прочно забыта.

К середине девятнадцатого столетия свыше половины жителей Англии проживало в городах с населением более 5000 человек. В это же время во Франции доля населения подобных городов составляла 19%, в Германии 15%, в Швеции 7%. Показатели Нидерландов и Бельгии ближе всех к английским — 39% и 34% соответственно. В некоторых странах индустриализация практически не ощущалась; так было, например, в Португалии, где доля городского населения стабильно держалась на уровне 16% на протяжении всего девятнадцатого века. В начале двадцатого урбанизированная часть населения Англии составляла три четверти, и более половины граждан Бельгии и Голландии проживало в городах; в Германии этот показатель составлял около 50% населения. Однако мы ошибемся, если решим, что в городах Европы наблюдалось расслоение по этническому признаку. Многие города были этнически неоднородными; особенно это было характерно для Центральной Европы.